На сегодняшний день в наркологической практике для лечения пациентов с острыми алкогольными галлюцинозами часто используют типичный антипсихотик – галоперидол. Известно, что терапия галоперидолом сопряжена с высоким риском развития нежелательных лекарственных реакций. Есть данные, что ген CYP3A5 может изменять скорость биотрансформации и таким образом влиять на профиль эффективности и безопасности галоперидола. Цель. Изучение влияния полиморфизма 6986A>G гена CYP3A5 (rs776746) на показатели эффективности и безопасности галоперидола у пациентов с острыми алкогольными галлюцинозами. Методы. В данном исследовании принимали участие 100 пациентов мужского пола с острыми алкогольными галлюцинозами (средний возраст 41,4±14,4 года). Профиль эффективности оценивали с помощью валидизированной психометрической шкалы PANSS (Positive and Negative Syndrome Scale). Профиль безопасность терапии оценивали при помощи международной валидизированной шкалы UKU (Side-Effect Rating Scale) и по шкале SAS (Simpson – Angus Scale for Extrapyramidal Symptoms). Генотипирование проводилось методом полимеразной цепной реакции в режиме реального времени (ПЦР Real-time). Результаты. По результатам исследования не были получены статистически значимые результаты в показателях оценки эффективности (динамика изменения баллов по шкале PANSS: генотип AA –14,00 [–17,00; –12,00], генотип AG –14,00 [–15,25; –12,00], p=0,417). В показателях оценки профиля безопасности терапии галоперидолом статистически значимой разницы не было выявлено (динамика баллов по шкале UKU: генотип AA 9,00 [7,00; 13,25], генотип AG 9,00 [7,75; 12,25], p=0,934; динамика баллов по шкале SAS: генотип AA 12,00 [10,00; 15,00], генотип AG 12,00 [9,75; 17,50], p=0,863). Заключение. Исследование показало, что генотипирование по полиморфизму 6986A>G гена CYP3A5 (rs776746) у пациентов с острыми алкогольными галлюцинозами не является значимым при подборе дозы галоперидола и показателем профиля безопасности терапии галоперидолом, так как встречаемость немутантного аллеля в популяции пациентов очень мала. Today, in drug treatment practice, a typical antipsychotic, haloperidol, is often used to treat patients with acute delirium tremens. Haloperidol therapy is known to be associated with a high risk of adverse drug reactions. There is evidence that the CYP3A5 gene can alter the rate of biotransformation and thus affect the efficacy and safety of haloperidol. Purpose. To study the effect of polymorphism 6986A>G of the CYP3A5 gene (rs776746) on the efficacy and safety of haloperidol in patients with acute delirium tremens. Methods. This study involved 100 male patients with acute delirium tremens (average age 41.4±14.4 years). The effectiveness profile was assessed using the validated psychometric PANSS scale (Positive and Negative Syndrome Scale). The safety profile of the therapy was assessed using the internationally validated UKU scale (Side-Effect Rating Scale) and the SAS scale (Simpson – Angus Scale for Extrapyramidal Symptoms). Genotyping was performed by real-time polymerase chain reaction (Real-time PCR). Results. According to the results of the study, no statistically significant results were obtained in performance evaluation indicators (dynamics of changes in scores on the PANSS scale: genotype AA –14.00 [–17.00; –12.00], genotype AG –14.00 [–15.25; –12.00], p=0.417). There was no statistically significant difference in the safety profile of haloperidol therapy (UKU score dynamics: AA genotype 9.00 [7.00; 13.25], AG genotype 9.00 [7.75; 12.25], p=0.934; SAS score dynamics: AA genotype 12.00 [10.00; 15.00], AG genotype 12.00 [9.75; 17.50], p=0.863). Conclusion. The study showed that genotyping by polymorphism 6986A>G of the CYP3A5 gene (rs776746) in patients with acute delirium tremens is not significant when selecting the dose of haloperidol and an indicator of the safety profile of haloperidol therapy, since the occurrence of the non-mutant allele in the patient population is very small.

Обзор знакомит читателя с современными психофизиологическими подходами к исследованию регуляции эмоций и кратко обозначает полученные с помощью таких подходов результаты. Рассматриваются различные теории, разработанные исследователями, методики предъявления с помощью различных шкал, опросников, а также экспериментальных парадигм. Подтверждается ухудшение здоровья человека при неспособности к регулированию эмоций и, наоборот, улучшение самочувствия при использовании стратегий регуляции. Среди видов регуляции эмоций наиболее распространенными являются когнитивная переоценка и подавление выражения. Доказано, что когнитивная переоценка способствует уменьшению эмоционального состояния, сменяя негативные мысли на более позитивные, а подавление выражения помогает в краткосрочной перспективе. Среди соматовегетативных методов исследования эмоционального состояния при осуществлении регуляции стоит упомянуть лицевую электромиографию, измерение кожно-гальванической реакции, кардиографию. Данные методы позволяют быстро, с наименьшими затратами оценить качество регуляции эмоции. Результаты показывают, что активность мышцы, сморщивающей бровь, увеличивается при просмотре неприятных изображений и уменьшается при использовании стратегий переоценки, а большая скуловая мышца возбуждается при успешной регуляции эмоций. Кожная проводимость дает противоречивые результаты, что не позволяет определить более успешную стратегию регуляции. Частота сердечных сокращений является лучшим индикатором определения регуляции эмоций, показывающим замедление частоты. Немаловажными показателями являются размер зрачка и частота дыхательных движений. Мозговое обеспечение регуляции эмоций изучается с помощью методов электроэнцефалографии, магнитоэнцефалографии, ближней инфракрасной спектроскопии, магнитнорезонансной томографии и транскраниальной стимуляции. Показано участие миндалины, островковой коры, лобных областей коры в процессе регуляции эмоций. Эти данные прокладывают путь для нейропсихологических исследований и практик, обеспечивающих развитие регуляции эмоций и сглаживание ее снижения при поражении определенных участков мозга. The review introduces the reader to contemporary psychophysiological approaches for studying emotion regulation and briefly outlines findings from such approaches. Various theories developed by researchers, as well as methods of presentation using various scales, questionnaires, and experimental paradigms, are reviewed. Health deterioration under failure to regulate emotions and, conversely, health improvement under use of emotions regulation strategies are confirmed. Among the types of emotion regulation, the most common are cognitive reappraisal and expressive suppression. It has been proven that cognitive reappraisal helps to reduce the emotional state, replacing negative thoughts with more positive ones, while expressive suppression helps in the short term. Among somatovegetative methods of studying the emotional state in the implementation of regulation, facial electromyography, galvanic skin response measurement, and electrocardiography are worth mentioning. These methods allow performing a quick, cost-effective assessment of emotion regulation quality. The results show that the activity of the corrugator supercilii increases when viewing unpleasant images and decreases when using reappraisal strategies, and the large zygomaticus major is excited upon successful emotion regulation. Skin conductivity provides inconsistent results, not allowing a more successful regulation strategy to be determined. Heart rate is the best indicator for determining emotions regulation, demonstrating a deceleration in frequency. Pupil size and respiratory rate also are important indicators. Brain support of emotion regulation is studied using electroencephalography, magnetoencephalography, near- infrared spectroscopy, magnetic resonance imaging, and transcranial stimulation. The involvement of the amygdala, insular cortex, and frontal cortical regions in the process of emotion regulation is shown. These findings pave the way for neuropsychological studies and practices providing for the development of emotion regulation and smoothing its decline when certain brain areas are affected.

Нарушениям психического здоровья, тесно связанным с COVID-19 на биологическом, психологическом и социальном уровнях, в настоящее время уделяется все больше и больше внимания. Психические и поведенческие расстройства могут быть проявлениями или осложнениями острого COVID-19, такими как острые психотические расстройства, чаще в виде гиперактивного делирия, или нарушения когнитивного функционирования, тревожные расстройства, нарушения сна, депрессия, суицидные попытки. Период постковида также представлен большим спектром психических расстройств, когда на первый план выступают когнитивные нарушения, тревожно-депрессивные расстройства и ПТСР.Проблема ранней диагностики и комплексной терапии психических расстройств, ассоциированных с COVID-19 на всех этапах течения этого заболевания, может быть успешно решена с использованием холистического психосоматического подхода. Медико-психологическое сопровождение и консультативная психиатрическая помощь осуществляются преимущественно в режиме телемедицины. Назначение психотропных препаратов обязательно должно учитывать риск лекарственных взаимодействий: лопинавир/ритонавир, хлорохин/гидрохлорохин и антибиотики часто дают потенциально опасные комбинации с психотропными препаратами в терапии острого COVID-19. В то же время ремдесивир, фавипиравир, тоцилизумаб, барицитиниб и анакинра могут использоваться одновременно с психотропными средствами без значимого риска лекарственного взаимодействия (за исключением гематологического риска при применении клозапина и барицитиниба).В статье представлены международные и национальные рекомендации по выбору наиболее эффективной терапии психических расстройств (антипсихотиков, антидепрессантов, тимостабилизаторов и анксиолитиков) в период острого COVID-19 с указанием доз и режима приема. Также даны рекомендации по менеджменту последствий COVID-19 с позиций доказательной медицины. Mental health disorders are closely related to COVID-19 at the biological, psychological, and social levels, and they are receiving more and more attention now. Mental and behavioral disorders may be the manifestations or complications of acute COVID-19, such as acute psychotic disorders, more often in the form of hyperactive delirium, cognitive impairment, anxiety disorders, sleep disorders, depression, and suicide attempts. The post-Covid period is also represented by a wide range of mental disorders, when cognitive impairment, anxiety, depression, and PTSD come to the fore.The problem of early diagnosis and complex therapy of mental disorders associated with COVID-19 at all stages of the disease can be successfully solved using a holistic psychosomatic approach. Medical and psychological support and counseling psychiatric care are provided mainly in the mode of telemedicine. When prescribing psychotropic drugs, the doctor should take into account the risk of drug interactions: lopinavir/ritonavir, chloroquine/hydroxychloroquine, and antibiotics often give potentially dangerous combinations with psychotropic drugs in the treatment of acute COVID-19. At the same time, remdesivir, favipiravir, tocilizumab, baricitinib, and anakinra can be used concomitantly with psychotropic drugs without significant risk of drug interaction (except for the hematological risk with clozapine and baricitinib).The article presents international and national recommendations for the selection of the most effective therapy for mental disorders (antipsychotics, antidepressants, thymostabilizers, and anxiolytics) during acute COVID-19, indicating the doses and mode of administration. The recommendations for the management of the consequences of COVID-19 from the standpoint of evidence-based medicine are also given.

Актуальность этого исследования обусловлена необходимостью решения вопроса развития эмоционального интеллекта молодого поколения и потребностями психолого-медицинской практики в противодействии негативным последствиям, связанным с невротическими расстройствами, поскольку последние являются важным фактором риска для психического здоровья личности. В нашем исследовании было обнаружено, что у молодых людей с депрессиями и тревожно-фобическими расстройствами уровень эмоционального интеллекта ниже, чем у психически здоровых представителей категории юношеского возраста, что проявилось в слабо развитой способности первых сознательно регулировать эмоции. При этом характер взаимосвязей между психофизиологическими факторами и способностями психически здоровой личности юношеского возраста к идентификации, использованию, пониманию, сознательной регуляции эмоций выражается в том, что средний и высокий уровни аффективнокогнитивного, поведенчески-деятельностного и мотивационно-рефлексивного компонентов эмоционального интеллекта показали те испытуемые, которые имели выраженный уровень силы и подвижности нервной системы, а также способность к саморегуляции аффективнокогнитивных функций и состояний. The actuality of the research is specified by the necessity of resolving the issue of development of emotional intelligence in young generation and the need of psychological and medical practice in countering the negative consequences associated with neurotic disorders, because the last ones arean important risk factor for the individual mental health. The study shows that young people with depression and anxiety-phobic disorders have lower level of emotional intelligence than mentally healthy representatives of the youth category, which was manifested in the poorly developed ability of the former to consciously regulate emotions. Moreover, the specificity of interrelation between psychophysiological factors and the ability of a mentally healthy young person to identify, use, understand, consciously regulate their emotions is expressed in the fact that the average and high levels of affective and cognitive, behavioral, motivational and reflective components of emotional intelligence were shown by those subjects, who had a pronounced level of strength and mobility of the nervous system, as well as the ability to self-regulate the affective and cognitive functions and conditions.

Флувоксамин используется для лечения пациентов с депрессивными расстройствами. Немалая доля пациентов данной группы не отвечают должным образом на терапию флувоксамином, при этом у многих отмечается развитие нежелательных лекарственных реакций (НЛР) типа А. По результатам ранее проводимых исследований показано, что в биотрансформации флувоксамина принимает участие P-gp, активность которого в высокой степени зависит от полиморфизма кодирующего его гена. Целью исследования было изучение влияния полиморфизма гена ABCB1 на эффективность и безопасность терапии флувоксамина у пациентов с депрессивными расстройствами, коморбидными с алкогольной зависимостью.В исследование было включено 119 пациентов мужского пола с депрессивными расстройствами, коморбидными с алкогольной зависимостью (возраст 38,5±15,8 года). В качестве терапии использовали флувоксамин в дозе 123,9±51,6 мг/сут. Оценка профиля эффективности производилась с помощью психометрических шкал. Профиль безопасности оценивался с помощью валидизированной шкалы UKU Side-Effect Rating Scale. Генотипирование проводилось методом полимеразной цепной реакции в режиме реального времени.По результатам исследования не были получены статистически значимые результаты в показателях оценки эффективности и безопасности. Баллы по шкале HAMD в концу курса терапии: (CC) 2,0 [1,0; 3,2], (CT) 2,0 [1,0; 4,0] и (TT) 2,0 [1,0; 3,0], p=0,686; по шкале UKU: (CC) 6,0 [5,0; 6,0], (CT)6,0 [6,0; 7,0] и (TT) 6,5 [6,0; 7,0], p=0,008.В исследовании на группе из 119 пациентов с депрессивными расстройствами, коморбидными с алкогольной зависимостью, было продемонстрировано отсутствие влияния полиморфизма 3435C>T гена ABCB1 (rs1045642) на показатель клинической эффективности и безопасности флувоксамина. Fluvoxamine is used to treat patients with depressive disorders. A large proportion of patients in this group do not adequately respond to fluvoxamine therapy, while many people develop undesirable drug reactions (NLR) of type A. According to the results of previous studies, it was showed that P-gp is highly involved in biotransformation. Its activity highly depends on the polymorphism of the gene encoding it. The aim of our research was to study the effect of fluvoxamine gene polymorphism on the effectiveness and safety of fluvoxamine therapy in patients with depressive disorders, comorbid with alcohol dependence.The study included 119 male patients with depressive disorders, comorbid with alcohol addiction (aged 38.5±15.8 years). Fluvoxamine at the dose of 123.9±51.6 mg / day was used as therapy. Evaluation of the effectiveness profile was carried out using psychometric scales. The safety profile was evaluated using the UKU Side-Effect Rating Scale. Genotyping was carried out with polymerase chain reaction in real time.According to the results of the study, statistically significant results were not obtained in terms of evaluating the effectiveness and safety. HAMD scores at the end of the course of therapy were the following: (CC) 2.0 [1.0; 3.2], (CT) 2.0 [1.0; 4.0] and (TT) 2.0 [1.0; 3.0], p=0.686; on the UKU scale: (CC)6.0 [5.0; 6.0], (CT) 6.0 [6.0; 7.0] and (TT) 6.5 [6.0; 7.0], p=0.008.In the study of a group of 119 patients with depressive disorders, comorbid with alcohol addiction, the absence of the effect of 3435C>T polymorphism of the ABCB1 gene (rs1045642) on the clinical effectiveness and safety of fluvoxamine was demonstrated.

Это исследование было направлено на то, чтобы систематизировать вопросник по познанию горя (GCQ) для иорданского контекста путем проверки его психометрических свойств. Выборка состояла из 645 участников в возрасте от 18 лет и старше, которые испытали потери в течение последних 6 месяцев после исследования. Были использованы исследовательский факторный анализ (EFA) и подтверждающий факторный анализ (CFA). Результаты EFA показали пять факторов с объяснением 62,245% дисперсии. Этими факторами были негативные представления о себе, мире и будущем и лелеющие и угрожающие интерпретации после потери. Был проведен CFA для проверки правильности пяти факторов. Результаты показали, что модифицированная модель согласуется с данными. Альфа-коэффициент Кронбаха для общего GCQ составлял 0,97, а для подшкал – от 0,89 до 0,94. На основании этих результатов можно было определить, что этот инструмент обладает достаточными психометрическими свойствами, чтобы его можно было использовать и применять в иорданском контексте вкачестве надежного и последовательного инструмента для оценки когнитивных мыслей после потери. This study aimed to codify the Grief Cognition Questionnaire (GCQ) for the Jordanian context by testing its psychometric properties. The sample consisted of 645 participants aged 18 years or older who had experienced a loss within the past 6 months of the time of the study. An exploratory factor analysis (EFA) and a confirmatory factor analysis (CFA) were used. The results of the EFA showed five factors, with 62.245% of the variance explained. These factors were negative cognitions about the self, world, and future and cherishing and threatening interpretations after loss. A CFA was performed to test the validity of the five factors. The results showed that the modified model was consistent with the data. The Cronbach’s alpha coefficient for the total GCQ was .97 and was between .89 and .94 for the subscales. Based on these results, it was possible to determine that this tool had sufficient psychometric properties to be applied and adopted in the Jordanian context as a valid, reliable and consistent tool for evaluating postloss cognitive thoughts.